Пока я занимался этим делом, мы почти миновали Эгейское море, но на подходе к Дарданеллам пришёл приказ изменить курс и следовать в Измир, где ждать дальнейших указаний. В дело вмешалась политика. Турки, с которыми у СССР были ровные, можно даже сказать добрососедские отношения, поначалу не приняли всерьёз возможность возвращения "Александра Невского" в Чёрное море. Но наш выход из Бизерты стал для них неприятным сюрпризом. А уверенное продвижение делало их позицию с каждым днём всё жёстче. Правительство в Анкаре можно понять. Оно, имея в виду "Явуз", с пониманием отнеслось к переводу "Парижанки" на юг, не имея ничего против равновесного паритета. Теперь же, после того, как бывший германский линейный крейсер был с неимоверным трудом отремонтирован и введён в строй, русские тащили через пролив ещё один линкор! При этом, в мире действовало Вашингтонское соглашение и пополнить флот, если бы у них даже нашлись деньги, турки могли только лишь своими собственными силами, за счёт собственной судостроительной промышленности, что было на практике абсолютно невозможно. Да и зачем? Зачем нарушать равновесие и тратиться на содержание дорогущих линейных сил? Которые, для иных морских держав, представляли опасность, разве что, теоретическую. К тому же, кому как не туркам было понятнее всех, зачем вторая башня "Александра Невского" установлена стволами вперёд. В итоге, под предлогом того, что русский корабль не имеет самостоятельного машинного хода (а про роторы Флеттнера на все лады вещала иностранная пресса, исключая французскую) и может представлять в проливах навигационную опасность, они категорически отказались пропускать его через Дарданеллы.
"Александр Невский" застрял в Измире, а нам один за другим шли категорические приказы ввести машины в строй любой ценой. До тех пор, пока, в ходе тяжёлых и длительных переговоров не стало ясно, что турки не пропустят корабль ни под каким видом. Пребывание на нём рабочих и инженеров стало бессмысленным и их отозвали, а заодно и меня. За три дня до Нового Года пароход "Нева" доставил меня в Севастополь, откуда я, аккурат к празднику, поездом добрался до дома.
Более двух месяцев спустя, в начале марта, от Героя Советского Союза, капитана первого ранга Кузнецова Николая Герасимовича из Севастополя пришло письмо. Моряк поздравил меня с тем, что наши труды не пропали даром и он довёл таки корабль до порта назначения. После этого он, не скрывая досады, посетовал, что линкором, о котором он мечтал, "Александру" не быть. Согласно особому советско-турецкому договору, условием прохода корабля был последующий обязательный демонтаж в годичный срок всех четырёх башен главного калибра. В ответ, в открытке, я сообщил Кузнецову, чтоб он не расстраивался и готовился командовать флотом, отчего в южных морских штабах поползли самые разнообразные слухи.
Советский спорт
Эпизод 1
Вот уж никогда не думал, что буду так радоваться холоду, снегу, низким серым облакам. Помню, как дурак бухнулся на спину и лежал звездой минут пятнадцать в сугробе первого января, чувствуя, как микроскопические кристаллики льда опускаются на лицо и тут же тают. Как же хорошо дома! И плевать, что настоятельно попросили из города не выезжать. Плевать на всё, на работу, на политику, пропади она пропадом, главное – на Родине. А с остальным как-нибудь разберёмся. Только вот полежу, отдохну. Совсем чуть-чуть.
— Ну, чего это ты разлёгся? Хватит валяться, шинель, поди, уже мокрая, — позвала меня с крыльца Полина. — Заболеешь ведь!
— Не беда, ты меня вылечишь, — ответил я беззаботно. — Буду дома валяться, ты меня травяными отварами поить будешь… Благодать!
— Размечтался! Ты всё, что не надо, в Африке уже выпил, будет с тебя, — поддела меня жена.
— Откуда знаешь?
— Так в газетах писали, что французы сообщают, будто русские рабочие во главе с самим товарищем Любимовым дебоширят и пьянствуют беспробудно.
— Дела… И ты поверила?
— Нет, конечно! Представляешь, после того, как в "Известиях" заметка вышла, ко мне целая делегация от трёх заводов, ЗИЛа, "Динамо" и нашего Судостроительного пришла, — со смехом рассказала Поля. — Целый митинг получился перед КПП! Представляешь, дождик моросит, слякоть, а я и провести сюда, под крышу, не могу, и распрощаться никак. Всё уговаривали не верить буржуазной пропаганде. Пришлось выступить и похвалить тебя, хоть ты и непутёвый, только тогда разошлись.
— И что дальше?
— А ничего, — жена, видимо, устав стоять прямо, наклонилась и облокотилась на перила, — главного редактора сняли.
— Тогда ещё поживём, — сказал я совсем тихонько.
— Что ты там шепчешь? Вставай, говорю, хватит уже! — она подошла и, взяв меня за протянутую навстречу руку, стала поднимать. — Что люди подумают? Скажут, надрался на Новый Год, ходить сам не может. А потом, глядишь, окажется, что ты с самой Африки не просыхаешь.
— А мы вот возьмём и пойдём к ним, чтоб все видели, что я мужчина видный сам собою и почти совсем непьющий.
— Да ладно, — не поверила Поля. — Что, в клуб пойдём?
— И в клуб пойдём…
— Слушай, а может, в кино? Ой, господи, что там сейчас крутят-то? Я ж даже не знаю…
— И в кино пойдём…
— Нет, давай в театр тогда…
— И в клуб, и в кино, и в театр, куда угодно пойдём! Собирайся, наряжайся и поехали. Гулять так гулять!
— Ой, а дети как же?
— А мы в детский театр пойдём!
Вот так, в клуб, в кино, в театр, в гости, куда угодно, только, упаси Боже, не на митинг или какое-нибудь партсобрание после окончания законного рабочего дня. Лишь бы нигде не засветиться, комиссия Мехлиса не дремлет, хоть и не досаждает. Внимание к моей скромной персоне со стороны власть предержащих, несколько ослабло, в связи с моим длительным отсутствием и следующим отсюда очевидным отсутствием связи с бурлящими страстями внутри страны. Тем не менее, расслабляться ни в коем случае не стоило.
Хорошо хоть, что у партии сейчас есть другое развлечение. Раскрыт заговор военных, позарившихся на власть. В один день в начале декабря арестованы все участники сразу, от маршалов, включая Егорова и Блюхера, до полковников. Мелочь, на которую попросту не хватило сил, добирали интенсивно весь декабрь месяц и в самых худших традициях. Из принципа "лучше перебдеть", а потом разберёмся. Видно, НКВД находился в жесточайшем цейтноте, главным было изъять элемент, пусть всего лишь сомнительный, в максимально сжатые сроки, не допустить обрубания хвостов. Зато товарищ Сталин в первом своём новогоднем радиообращении к народу произнёс слова "оставить всё плохое позади" со странной торжествующей интонацией (кстати, слушали мы речь отца народов дома, выставив на крыльцо купленный Полиной в моё отсутствие самый настоящий радиоприёмник, вокруг которого собрался весь гарнизон нашего острова, за исключением караула).
На фоне чистки в армии советский ВМФ не только не подвергся каким-либо репрессиям, напротив, его контрразведка приняла самое деятельное участие в раскрытии заговора. Политический вес наркома Кожанова резко возрос и фактически сравнялся с таковым же у Ворошилова, что вызвало крайне негативную реакцию со стороны военных. Честная служба моряка, который в силу самой своей профессиональной принадлежности вынужден был защищать сильное советское государство от любых внутренних потрясений, которые похоронили бы его первым, столкнулась со старой дружбой, проверенной Гражданской войной и чаши весов слабо качались в неустойчивом равновесии. К счастью, до "японского" сценария ещё не докатились.
На "гражданском" фронте разгорелись нешуточные баталии, основным лейтмотивом которых была борьба "партийного офицерства", работников исполкомов, райкомов, а кое-где и обкомов, против подпирающей их снизу "новой оппозиции". Несмотря на то, что последняя не имела никакой централизованной структуры, являясь, во многом стихийным движением, она, как и всякая стихия была неодолима и непредсказуема, легко обходя организованное сопротивление за счёт своей непреодолимой мощи. Что такое райком по сравнению с коллективом хотя бы одного среднего завода просто по числу голосов? Капля в море. Давить авторитетом? Какой смысл, если рабочие сами контролируют все потоки на производстве, финансовые, ресурсные, рабочей силы и конечной продукции, имеют картину, что называется, из первых рук? Да пусть хоть сам товарищ Сталин прикажет им работать себе в убыток или даже просто не так эффективно, как могли бы, они не постесняются ему об этом заявить, например, в газетной статье. Затыкать рот бесполезно, потому, как советские рабочие не могут бастовать ни при каких обстоятельствах. Это нанесёт колоссальный ущерб репутации СССР среди трудящихся всего мира! И что прикажете делать, когда коллектив завода, угрожая забастовкой, заявляет, что день простоя нанесёт такой-то ущерб, а работа по вашему, товарищ секретарь райкома, приказу будет наносить этот ущерб каждые две недели?