— Что ж, по-вашему, вообще на большую дальность без истребительного прикрытия летать?!
— Зачем же без прикрытия? Просто не надо привязывать истребители к тихоходному носителю. Пусть свободно летают как хотят.
— Вот зачем же вы с суконным рылом да в калашный ряд? — непочтительность Вахмистрова перешла все границы. — Вы думаете, можно свободно без топлива летать?! Эх, серость.
— Короче, — я встал из-за стола, закипая. — Пошли, сейчас я тебя умою, умник. Буряк! Веди к самолётам!
Все трое, на взводе, широким шагом мы вышли на лётное поле. Особист направился к ТБ-3, стоящему на краю.
— Не туда! — остановил я его. — Истребители где?
На этот раз мы двинулись в сторону ангаров, у которых стояли два доработанных И-18, назначенные в испытательный полёт. Вокруг них, бесцельно слонялись техники, ничего не понимая.
— Вот, смотри! Что у нас здесь? — я положил руку на обшивку фюзеляжа перед кабиной пилота. — Топливный бак! А здесь? — я обошёл длинный нос самолёта с небольшим лобовым радиатором, обогнул лопасти винта и взялся рукой за кок, прикрывающий механизм изменения шага. — Дырка! На глаз, сантиметров пять! Вот в эту дыру вставь трубу подлиннее, чтоб вперёд подальше торчала и клапан присобачь! А другим концом в бак! С твоего ненаглядного ТБ-3 шланг с конусом на конце разматывается, истребитель подходит, суёт трубу в конус, стыкуется, ТБ-3 включает насос и всё! Истребитель заправляется прямо в полёте! Не надо его никуда вешать! А с двухмоторными бомбардировщиками и того проще! Сколько твоё "Звено" истребителей поднимет? Штук пять? А шестью тоннами топлива, которое он несёт, две эскадрильи И-18 заправить можно! И не дай Боже ещё кому-нибудь помешать мне работать!
С этими словами я развернулся и пошёл доделывать начатое, а в спину мне запоздало донёсся изумлённый до невозможности голос Вахмистрова.
— И этот человек ещё обзывает "Звено" цирком!
Потратив остаток дня на оформление дела в соответствии с действующим процессуальным кодексом, я вымотался до дрожи в конечностях и ряби в глазах. Одна пояснительная записка в военно-морскую прокуратуру Черноморского флота чего стоила. По мне, так лучше уж день напролёт у станка стоять, чем такой писаниной заниматься. Это, скажу я вам, вовсе не свободное творчество, тут все правила и формулировки соответствовать должны. Как бы то ни было, работу я закончил и с совершенно спокойной совестью, которая ничуть меня не терзала, завалился спать.
Ранним утром следующего дня, едва рассвело, мы с Сафоновым, на нашем АИР-5, перелетели на Качинский аэродром, где нас уже встречали. Порученец-лейтенант из штаба Черноморского флота настойчиво предложил мне воспользоваться выделенным мне автомобилем и проследовать на узел связи ЧФ для беседы с наркомом ВМФ Кожановым. Понимая, что про мои художества куда надо уже настучали, я поехал, так как рано или поздно разговор всё равно должен был состояться.
В штабе пришлось почти два часа ждать, пока нарком в Москве соизволит прибыть на работу и выйти на связь. Наконец меня пригласили в особо охраняемую комнату ВЧ связи, судя по идеальному внешнему виду аппаратуры, протянутой совсем недавно.
— Капитан госбезопасности Любимов у аппарата, — представился я, как и положено, взяв в руки трубку телефона без наборника.
— Здравствуйте товарищ капитан, — послышался чистый, будто сам рядом стоял, голос наркома, — по какому праву вы арестовали лётчиков 24-й эскадрильи? Вы же знаете, что не можете это делать без согласования с их командованием.
— Не совсем так, товарищ флагман флота первого ранга, — я ждал этого вопроса, поэтому и ответ заготовил заранее. — Я не имею права арестовывать командиров РККА и РККФ без согласования с их командованием, если командиры изымаются из войск и содержатся в местах предварительного заключения в структурах наркомата внутренних дел. В данном же случае лётчики как были, так и остаются в своём гарнизоне, но под стражей. За которую отвечает ваш подчинённый, начальник особого отдела Евпаторийского авиагарнизона капитан-лейтенант Буряк. Дело также будет мною передано в военно-морскую прокуратуру ЧФ. Как видите, подозреваемые, как были, так и остаются в вашей юрисдикции и я не превысил своих полномочий.
— Мне кажется, товарищ капитан, что вы недостаточно вникли в обстоятельства дела. Вас послали разобраться с моторами, а вы принялись за лётчиков одной из двух, базирующихся в Крыму, истребительных эскадрилий. Арестовали их, чем вдвое ослабили наши силы. Я прошу вас более внимательно отнестись к делу и учесть все обстоятельства, — слово "прошу" нарком произнёс таким тоном, будто "приказываю".
— Понимаю вашу заботу о подчинённых, товарищ флагман флота первого ранга, — возразил я, оглядываясь на присутствующих здесь же связистов и порученца, — но ваши слова могут быть расценены, как попытка давления на следствие.
— Семён, — Кожанов на другом конце трубки, разочаровавшись, видимо, в попытке поговорить официально, понизил голос, — ты что, не понимаешь, какой армейцы вой сейчас поднимут? Как это ударит по авторитету РККФ в ЦК? А потеряв авторитет, сам понимаешь, многое можно потерять.
— Напротив, товарищ флагман флота первого ранга, считаю, ничто так не укрепит авторитет РККФ, как принципиальная позиция в этом вопросе. Демонстрация готовности РККФ плодотворно сотрудничать с НКВД ради наведения в рядах революционного порядка даже в мелочах, так сказать, — оставался я непреклонным.
— Ничего себе мелочи! Целый авиаотряд арестовать в полном составе из-за какой-то ерунды! Мои лётчики не могли ничего такого сделать, чтобы их вот так, гуртом, под суд отдавать. И потом, как прикажешь теперь небо защищать? Сам, что ли, летать будешь? Сколько надо, чтоб истребителя подготовить, ты себе представляешь?
— Товарищ флагман флота первого ранга! — я повысил голос, поняв, что эти разговоры-уговоры никогда не кончатся, пока я не отошью наркома напрочь. — Лётный состав 24-й истребительной эскадрильи ВВС ЧФ имеет достаточный налёт, в том числе, на самолётах с дизелями. Причём, на учебных дизельных машинах лётчики налетали гораздо больше, чем на боевых истребителях И-5. Все особенности дизеля они знают прекрасно. Так, что на них даже возложены испытательные полёты в составе "Звена". Об этом же говорит и то, что едва сев в новый самолёт с дизелем, комэск сразу же, на перелёте в Крым, применил безопасное разомкнутое построение. Тем не менее, при отработке полётов в строю, он приказал руководствоваться уставным построением, без оглядки на то, что оно писалось для старых тихоходных машин с бензомоторами. Это привело к потере двух И-18. Ещё один самолёт был потерян безвозвратно по иным причинам и один повреждён, но уже восстановлен. Итого в минусе 20 процентов первоначально полученных машин. Это очень плохо, но можно сделать скидку на несовершенство нового истребителя, которое действительно имеет место быть. Никуда не годная для такой машины полотняная обшивка крыльев, недостатки в компоновке органов управления налицо. Но, кроме моторов, которые, по справке 80-го авиапарка, работали исправно и выдавали все обозначенные в техописании характеристики. Кроме того, показания лётчиков свидетельствуют, что столкновение произошло именно в результате их действий. Однако, повторюсь, это преступлением быть не может, так как И-18 находился в опытной войсковой эксплуатации и его особенностей в полной мере лётчики знать не могли. Другое дело, что эту картину они решили прикрыть доносом, свалив собственные неудачи на Чаромского. Вот это уже преступление. Карается лишением свободы до двух лет. Если вы, товарищ флагман флота первого ранга, действительно считаете, что лётчики 24-й достойны и дальше служить в РККФ, то можете предоставить на них военно-морскому прокурору ЧФ положительные характеристики. Уверен, он примет их во внимание и ограничится требованием условного наказания. Надеюсь, личный состав ВВС РККФ сделает из всей этой истории правильные выводы и будет более ответственно подходить к освоению новой техники, используя её наилучшим образом без оглядки на устаревшие нормативы. Пусть парами летать учатся! Щит и меч! Высота, скорость, маневр, огонь! Вот путь к победам в будущих воздушных боях! Это даже я, сухопутный, ясно вижу!